| Меню сайта |
|
 |
| Комнаты |
|
|
| Интересное... |
|
|
| Поиск |
|
|
| Гости |
|
|
|
Крысы-могильщики(part2)
– И вы совсем не испугались тогда? – спросил я.
– Испугалась?! – переспросила она со смехом. – Я испугалась?! Спроси,
Пьера! Да, я была тогда моложе и когда шла вдоль тех шевелящихся вонючих
стен канализации, по которым скользил тусклый свет факелов, мне было
не по себе! Но больше половины пути я прошла впереди всех! Впереди
мужчин! Я всегда была такая! Я не позволяла мужчинам обгонять меня хоть
в чем-нибудь! Все, что мне нужно было, – это острые ощущения! Они
сожрали беднягу и не оставили от него ни следа, если не считать сухих
теплых косточек! И никто не узнал этого, потому что он не успел издать и
звука! – Тут она сорвалась на мелкий истеричный смех, а лицо ее при
этом было, словно у призрака! Никогда мне не приходилось слышать и
видеть такое!.. Одна поэтесса писала о своей героине: «Слышать ли,
видеть ли ее пение! Никто не скажет, что удивительней!»
То же было и со мной. Едва ли я мог определить, что ужасней было в
старухе: ее хриплый, злобный и ужасный смех или коварный оскал, страшная
морщинистая улыбка, искривившийся рот – беззубая черная дыра…
Трагичная маска юродивого… По этому смеху, по этой улыбочке и по этому
хрипу я понял так же ясно, как если бы мне кто-нибудь сказал об этом,
что моя смерть – дело решенное. Просто убийцы дожидаются благоприятного
момента для нападения… Я чувствовал, что в ее страшных рассказах
незаметно для меня проскальзывали слова команды тем негодяям, что
залегли в мусорных кучах вокруг лачуги. «Подождите! – словно говорила
она им. – Еще не время. Первый удар я нанесу сама. Дайте мне оружие, и я
не упущу своего шанса! Ему не убежать! Вы примете его после меня и
кинете им! Он не успеет и пикнуть! Крысы делают свое дело
моментально!..»
Становилось все темнее и темнее; опускалась ночь. Я окинул взглядом
хибару: все то же! Окровавленный топор у стены, кучи мусора и костей по
углам, горящие глазки серых тварей около них и под настилом пола…
Пьер наконец закончил набивать трубку. Он высек огонь и через
несколько мгновений с довольной гримасой пускал в потолок дым. Старуха
сказала мне:
– Сердечко мое! Тебе темно? Пьер, будь хорошим мальчиком, зажги лампу.
Пьер встал с табурета и с зажженной спичкой направился к лампе, что
висела у самого входа в лачугу. Он едва дотянулся до фитиля, и лампа
вспыхнула, осветив всю округу и спины головорезов, лежащих тут и там.
– Стой, дурак! Не эту! Фонарь, я сказала! – хрипло прокричала она.
Загасив лампу, старик пробормотал угрюмо:
– Хорошо, мама. Но его надо поискать. – Он ушел куда-то в левый угол комнаты, а старуха из темноты сказала:
– Фонарь! Фонарь, я сказала! О! Фонарь, это все, что мы можем себе
позволить, милочек. – Эти слова адресовались несомненно мне. – Свет
фонаря нам очень подходит. Фонарь – друг революции! Это и друг
тряпичника! Он помогает нам, когда все средства уже использованы.
Едва она произнесла последние слова, как раздался громкий скрип и затем такой звук, как будто что-то протащили по крыше.
И опять мне показалось, что ее слова были сказаны не для меня, а для ее подручных.
– Кто-то из ваших залез на крышу, да, видно, сам попался в капкан, который готовил другому.
Я выглянул наружу и увидел обрывок веревки, спускавшейся с крыши. Ночное небо чернело. Итак, я в осаде!
Старик что-то очень уж долго возился с поисками фонаря. Я не спускал
глаз со старухи. Пьер чиркнул где-то в углу спичкой, фонарь осветил
убогую комнату, и я увидел при его свете, что старуха быстро подняла с
пола неизвестно как появившийся там длинный острый нож или тесак и
спрятала его в свои лохмотья. «Да здесь какая-то мясницкая!»
Фонарь горел неровно, чадил.
– Принеси фонарь сюда, поближе, Пьер, – приказала старуха. – Поставь
его между нами и выходом; вот так! Смотри-ка, он отделяет нас от ночи
на дворе! Хорошо!
Хорошо для нее и для ее мерзких замыслов! Свет теперь бил мне в лицо и
оставлял в тени лица двух стариков и все, что было на улице перед
хибарой.
Я чувствовал, что близится время действовать, но я также знал, что
сигнал к атаке будет исходить от старухи и поэтому внимательно следил за
ней, стремясь не упустить ни одного ее движения.
Я был безоружен, но умирать без боя не собирался и лихорадочно
соображал, как поступить. Первым же моим действием, как я решил, будет
захват мясницкого топора у стены. С ним будет легче пробивать себе
дорогу отсюда. По крайней мере смогу дорого продать свою жизнь. Я еще
раз посмотрел в ту сторону, где он был прислонен к стене, чтобы не
ошибиться и сразу завладеть им… Боже! Он исчез! Весь ужас ситуации
только сейчас, кажется, дошел до меня. Я подумал о том, что если мне не
удастся спастись, бедная Элис будет очень страдать, а она такая
хрупкая… А если она поверит в то, что я забыл ее ради другой?! Каждый
человек, кто хоть раз в жизни любил, знает, насколько страшно и
разрушающе такое подозрение… Или того хуже: она будет продолжать любить
меня и после того, как я буду потерян для нее и для всего мира, от
этого всю жизнь ей придется терзаться и страдать, ее отчаянию не будет
предела, и оно будет сопровождать ее все время, до самой последней
минуты…
Меня скрутили жестокая душевная боль и тревога, я даже на минуту забыл о заговорщиках и их гнусных планах против меня.
Все же у меня хватило воли не выдавать себя. Старуха смотрела на
меня, как кошка смотрит на мышь. Ее правая рука, сжимавшая рукоять ножа,
до половины была скрыта под лохмотьями. Но я уже знал об этом источнике
опасности. Главное, не теряться. Если она увидит на моем лице малейшие
признаки смущения или неуверенности, она тут же набросится на меня,
как тигрица.
Я глянул на выход, где чернела ночь, и увидел новую опасность.
Впрочем, и об этих негодяях я уже знал. Они лежали неподвижно, и мне
были видны лишь смутные очертания их корявых фигур, но я чувствовал, что
они напряжены и только ждут сигнала к драке. Трудновато будет
пробиваться через них…
И снова – в который уж раз – я окинул взглядом все вокруг меня. В
минуты крайней опасности и возбуждения, которое порождается этой
опасностью, мозг работает быстро и четко, все чувства обостряются и
человек становится чутким, словно зверь. Я почувствовал это на себе. За
какие-то секунды я проанализировал обстановку и стал разрабатывать план
побега. Я понял, что топор был утащен сквозь дыру в прогнившей доске
стены. И ведь сделано все было без шума. Насколько же гнилыми были
доски, если в них можно было за короткое время и совершенно бесшумно
проделать довольно большую дыру?!
Лачуга была превращена незаметно в ловушку и со всех сторон снаружи
охранялась. Висельник сидел на крыше и был готов в любую минуту
захлестнуть мне горло своей петлей, пока я буду возиться со старой
ведьмой, отнимая у нее кинжал. Четвертой стены в доме не было, и оттуда
внутрь заглядывало черное небо, но я знал, что выход охраняется лучше
всего. Одному богу было известно, сколько там залегло головорезов! И,
как оказалось, под полом за мной следили глаза не крыс, а все тех же
мерзавцев. После сигнала им ничего не будет стоить сломать гнилые доски
пола и вылезти из низкого подвала наверх.
С самым безразличным видом, на который я сейчас был способен, я
повернулся слегка на своем табурете так, чтобы в нужную минуту сразу
вскочить. В следующую секунду я мгновенно встал на ноги, прикрыл голову
руками, по старинному обычаю прошептал имя дамы моего сердца и бросился
всем телом прямо на заднюю стену лачуги.
Несмотря на бдительность, которую проявляли последние минуты старуха и
старик, мое движение застало их врасплох. Выламывая гнилые доски стены,
я успел заметить, что старуха тоже вскочила со своего места,
размахивает руками и хрипит в безудержном гневе. Наконец я оказался под
открытым небом и сразу же наступил на что-то живое и шевелившееся. Я
отпрыгнул назад, и оказалось, что это был один из тех мерзавцев, что
поджидали меня около лачуги. Я весь был утыкан занозами и оцарапан, но в
общем не очень пострадал в результате осуществления первого этапа моего
побега из этого гиблого места. На моем пути стоял высокий мусорный
курган, и я бросился по нему наверх. Позади отчетливо слышался хруст и
треск: старуха и Пьер ломились наружу.
Это было кошмарное восхождение! Холм был не очень скользкий, но
крутой, и поэтому каждый шаг давался с неимоверным трудом – нога вместе
с мусором и тряпками неуклонно соскальзывала вниз, и меня спасала
только скорость. В воздухе стоял отвратительнейший запах, мне было
нестерпимо гадко лезть вверх по этой помойной куче, но я понимал, что
речь идет о жизни и смерти и поэтому лез, лез, лез… Боролся! Секунды
казались часами. Я был молод, силен, и это сразу же дало мне огромное
преимущество перед врагами. Они преследовали меня, карабкаясь по кургану
вслед за мной. Тишина стояла мертвая. Они не кричали, не ругались…
Ползли вверх молча, и это было страшнее всего!
Скоро я достиг вершины кургана. Теперь, когда прошло уже много лет с
того времени, всякий раз, когда мне приходится куда-нибудь подниматься,
в моей памяти оживают ужасные образы той ночи близ Монтруж, и мне
становится не по себе…
Курган, на вершину которого я взобрался, был одним из самых высоких
на всей свалке. Я пытался сдержать тяжелое дыхание и успокоиться –
сердце колотилось, словно кузнечный молот. Я стал оглядываться по
сторонам и увидел по левую руку от себя в багрово-черной плазме неба
множество огней. Слава богу! теперь я знал, где примерно нахожусь и где
дорога на Париж!
Для того чтобы прийти в себя, мне понадобилось всего несколько
секунд. Я посмотрел вниз. Преследователи были еще далеко от вершины
холма, но они отчаянно лезли и лезли вверх, соблюдая эту свою страшную
тишину. Та хибара, из которой мне посчастливилось чудом вырваться, была
разрушена, и даже в тот момент, когда я смотрел на нее, из-под груды
гнилых досок еще выбирались мерзавцы, подстерегавшие меня в засаде под
полом. Мне было все отлично видно, так как фонарь, видимо, опрокинулся и
разлившееся горящее масло достигло куч тряпья. Начался пожар. И надо
всем этим – тишина! Мертвая тишина! Ни окрика, ни шепота!.. На некоторых
горели их жалкие лохмотья, но они не звали никого на помощь, не
кричали!..
У меня не было времени любоваться этим зрелищем, так как, бросив
взгляд на противоположный скат кургана в поисках удобного спуска, я
заметил внизу метавшиеся тени врагов, желающих отрезать мне этот путь.
Мне предстояла жестокая и отчаянная борьба за жизнь! Они пытались
пресечь мою попытку добраться до дороги на Париж, я это понял и,
повинуясь инстинктивному чувству, бросился вниз с правой стороны
кургана. Я успел скатиться как раз вовремя, так как за мной сразу же
раздался топот ног. Я вскочил и бросился в проход между двумя другими
курганами мусора, и сзади, прямо около моего уха, просвистел в воздухе
тот самый окровавленный мясницкий топор, который я видел в лачуге у той
ведьмы. Я на бегу обернулся и увидел, что за мной гонятся несколько
ветеранов в грязных и оборвавшихся мундирах солдат времен Первой
французской Революции.
Затем началась самая настоящая охота на меня. Я легко бежал впереди
этих седых стариков и даже когда к погоне присоединилось несколько
солдат помоложе и женщины, я без особого труда сохранил дистанцию и с
ними. Но я не знал этих мест и даже не мог сориентироваться по огням
города, так как они теперь были позади и я вынужден был убегать от них.
Говорят, что все охотники, помимо своей воли и незаметно для самих
себя, все время держат немного влево. Теперь я убедился в этом на себе.
Думаю, об этом догадывались и мои преследователи, ибо это были больше
звери, нежели люди. Они-то и придумали сыграть со мной на этом злую
шутку. Когда я хотел уже немного сбавить темп, чтобы отдышаться, из-за
ближайшего мусорного холма выскочили три преследователя! Оказывается, я
невольно бежал по дуге, каждый шаг делая чуть левее предыдущего. Они
воспользовались этим и срезали свой путь.
Меня загнали, как волка! Но вместе с осознанием этой новой опасности
ко мне пришла на помощь вся моя изобретательность, и я устремился в
первый же поворот направо, пытаясь оторваться сразу и от тех, что
неслись за мной по пятам сзади, и от тех, что хотели перехватить меня
сбоку. Я бежал в этом направлении несколько сот ярдов, а потом свернул
налево и понял, что во всяком случае мое окружение им не удалось, а
там – поглядим.
И все же я слышал за собой топот ног целой толпы. Непрекращающийся,
незатихающий, упорный, неумолимый. И все это в полной тишине!
В опустившейся темноте горы мусора казались несколько меньше своих
действительных размеров, но мне это мало помогало, так же как и то, что
ночь близилась к концу, но тьма не расступалась. Преследователи были
далеко позади, и поэтому я позволил себе устремиться на вершину одного
из курганов. Я мчался, как молния, и поэтому без особого труда, на
высокой скорости взлетел наверх.
О, боже! Слава тебе! С высоты кургана я рассмотрел, что мне удалось
добежать наконец до границы этой гнусной свалки! Позади меня сверкал в
ночи Париж, высились крыши Монмартра, неясный свет городских огней,
таких недосягаемых!..
Осознание того, что свалка вся почти позади, прибавило мне сил, и я
на одном дыхании, бегом преодолел несколько оставшихся мусорных куч и
оказался на ровной пустынной местности. Увы, пейзаж был не намного
веселей и безопасней, чем позади. Впереди меня стояла тьма и мрак
безмолвия. Без всякого сомнения я оказался на одной из тех сырых,
низменных территорий, которых в достатке вокруг любого большого города.
Влажная и унылая равнина, где воздух вреден для здоровья, а земля
настолько бедна и неприспособлена, что невозможно и думать о том, чтобы
заселить эти места. Глядя вперед на открытые просторы, я мог видеть
гораздо больше и легче, чем на узких тропках между теми ужасными и
гниющими мусорными кучами. В стороне горизонт светился огнями, и можно
было предположить, что это какое-то предместье Парижа, хотя до самого
города было очень далеко. Во всяком случае мне придало уверенности то
обстоятельство, что теперь мне под силу разглядеть моих молчаливых
преследователей за несколько десятков ярдов от меня.
Впереди открывалась лишенная крупной растительности, плоская пустошь с
тут и там мерцавшими в ночи стоячими водоемами. По правую руку на
большой удаленности среди целого роя огней возвышалась гигантская масса
крепости Монтруж, а слева, на неясном расстоянии, смутными лунными
бликами на окнах домов открывался Бисетр. После краткого раздумья я
решил попробовать повернуть вправо и достичь Монтруж. Там по крайней
мере есть надежда обрести надежное убежище и безопасность, а кроме того я
бывал там на туристической экскурсии и запомнил подходы к крепости.
Кстати, именно там должна пролегать большая дорога, соединяющая всю цепь
крепостных сооружений Монтруж с Парижем.
Я оглянулся назад. По последним мусорным кучам свалки передвигались
четко обозначенные на фоне огней Парижа черные силуэты, несколько теней
метнулись также вправо, туда, куда намеревался идти я, явно с целью
перерезать мне путь. Это заставило меня изменить свои планы. Оставалось
два выхода: прямо или влево. Я лег на землю так, чтобы мне было лучше
разглядеть фигуры врагов на фоне горизонта. Впереди их быть,
естественно, не могло, но не было и слева. Я понял, что раз они не
потрудились отрезать от меня тот путь – даже не пытались этого делать, –
значит там существовала для меня опасность и без них. Поэтому я решился
продолжать путь к спасению прямо – по чавкающей под ногами земле.
Дороги не было никакой, а почва была просто ужасной и становилась
хуже и ненадежней с каждым моим шагом. Жижа, хлюпающая под сапогами,
вызывала отвращение. Вскоре я почувствовал, что уровень почвы стал
понижаться, словно я спускался по очень пологому склону. Ориентиры
становились все выше и выше и вместе с ними поднимался горизонт. Я
огляделся – преследователей не было ни сзади, ни с боков. Мне это
показалось странным, так как до сих пор они продвигались по моим следам
сквозь кромешную тьму, словно ярким солнечным днем. Сколько раз уже за
последние полчаса я корил себя за то, что надел сегодня свой светлый
твидовый костюм! Мной овладел ужас, когда я понял, что не вижу своих
врагов, которые, притаившись в своей мертвой тишине, спокойно наблюдают
за мной. В надежде, что я буду услышан кем-нибудь, исключая этих
призраков, я несколько раз возвысил свой голос, призывая на помощь.
Ответом мне была только тишина, которая давно стала союзником моих
недругов. Даже эхо, что могло обмануть меня и поощрить усилия к
спасению, не раздалось. Несколько времени я стоял на месте, не двигаясь и
всматриваясь в одном направлении. Сначала смутно, а потом довольно
отчетливо я разглядел какой-то силуэт, двигавшийся влево от меня. Скоро
к нему присоединилось еще несколько смутных фигур. Не было сомнения:
меня вновь пытаются отсечь от верного пути!
Я был уверен, что и теперь смогу избежать западни и обыграю противника. Собравшись с силами, я рванулся вперед…
Шш-у-ххх!!!
Ноги поскользнулись на какой-то ерунде и я головой вперед полетел в
дымящийся зловонными парами стоячий водоем. Я ушел под теплую воду по
локти и не смог удержаться от вскрика ужаса. Никогда не забуду те
мгновения, что я стоял в отвратительной жиже, теряя сознание от мерзкого
запаха и задыхаясь в белом тумане испарений. Но самое ужасное было то –
теперь мне легко войти в положение загнанного зверя, у которого не
остается почти никакой надежды, – что я увидел зловещие тени моих
врагов, мелькающие не так далеко и обходящие меня со всех сторон.
Удивительно все-таки, как мобилизуется человеческий мозг на работу,
когда все тело и нервы парализованы предсмертными инстинктами и
паникой. Но не менее удивительно то, что порой в самых безнадежных
ситуациях человеку приходят на ум мысли, абсолютно не связанные с его
спасением. Так было со мной. Я понимал, что моя жизнь висит на волоске и
все зависит от быстроты предпринятых мной действий. Я видел, что с
приближением врагов шансов у меня остается все меньше. И тем не менее я
почти с восторгом думал о неутомимости противника. Ведь это все почти
сплошь старики! Их молчаливое упорство даже заслуживало некоторого
уважения. Каковы же они были в молодости!? И каковы же были Веллингтон и
Блюхер, если им удалось поразить этих наполеоновских гвардейцев при
Ватерлоо?!
Произвольная работа мысли иногда полезна даже в таких ситуациях. И, к
счастью, она не помешала одновременно взвесить и шансы на мое спасение.
Мне хватило мужества признаться самому себе, что пока что я поражен, а
мои противники в выигрыше. Они успешно продолжали окружать меня с трех
сторон и тем самым склоняли меня к движению налево, где они не
поставили засады и где значит мне угрожало что-то и помимо них. Я, к
этому времени уже почти освободившийся от пут трясины, принял
невысказанное предложение и устремился налево. Я бежал по более низкому
месту, чем мои противники. Почва под ногами была липкая и скользкая, но я
знал, что им приходится не легче, и это придавало мне сил. А молодость и
крепость организма дополняли мои усилия. Так что мне не только удалось
снова избежать неминуемой гибели, но и создать между собой и ветеранами
приличную дистанцию. Это придало мне духу и сил, я с радостью ощущал
свой тренированный организм, и в те же минуты ко мне пришло второе
дыхание: работа легких стала ровной и мощной и бег заметно ускорился.
Теперь уровень почвы постепенно повышался. Я стремительно взбежал по
этому склону и оказался на плоской местности с болотистой почвой.
Впереди темной тенью возвышалась то ли дамба, то ли насыпь. Я понял, что
если мне удастся беспрепятственно достичь этого сооружения, я буду
почти в безопасности, так как за ним наверняка начиналась твердая земля
и, может быть, даже какая-нибудь дорога. Я на бегу посмотрел по
сторонам, но никого не увидел. По болоту пришлось бежать несколько
минут, но я старался. Прежде чем я добрался наконец до насыпи, я сильно
устал – топкая земля под ногами безжалостно отнимала у меня силы,
которые были еще так нужны! Я взобрался на насыпь, помогая себе руками…
Увы, там, где я ожидал увидеть спасение или хотя бы ниточку к спасению,
меня ждало новое испытание. Прямо передо мной с земли поднялись
несколько темных фигур! Справа и слева они бросились на меня. У каждого
негодяя в руке раскачивался канат с петлей.
Я был почти в полном окружении. Мне некуда было бежать, и конец мой был близок.
К спасению открывался всего лишь один шанс и я воспользовался им. За
насыпью был еще один стоячий водоем, а вовсе не твердая земля с
дорогой. Мне ничего не оставалось, как, увертываясь от веревок,
пробежать вперед оставшиеся до воды ярды и броситься в нее головой
вперед.
В другое время я бы очень страдал от грязи и вони, что окружила меня в
воде, но теперь я погрузился в болото так, словно это был кристально
чистый горный ручей. Путь к спасению – это главное!
Мои преследователи, не долго думая, бросились за мной. Если бы хоть
один из них не оставил на берегу свою петлю, мне быстро пришел бы конец:
веревка настигла бы меня после первых же двух-трех взмахов. Но они
кинули в меня свои канаты с берега, прежде чем броситься за мной, и я
услышал всплески воды далеко позади.
Несколько минут отчаянной работы рук и ног – и вот я перебрался через
этот водоем. На насыпь противоположного берега я вылезал уже в
относительно бодром расположении духа.
Я оглянулся назад. Преследователи неуклонно приближались. Значит,
охота не завершена! Мне вновь пришлось лихорадочно соображать, какой
путь выбрать. За насыпью открывалась туманная болотистая местность,
очень похожая на ту, что я только что пересек. Я решил впредь
остерегаться и избегать подобных мест. Пока я раздумывал, расхаживая по
насыпи взад-вперед, я вдруг услышал далекий плеск весел о воду. Я
прислушался, а когда убедился в том, что не ошибся, закричал и стал
размахивать руками.
Ответа не последовало, да и звуки прекратились. Понятно! Моим врагам
удалось раздобыть лодку! Едва они показались вблизи слева, я побежал
вправо. Я бежал вдоль насыпи и вдруг услышал характерные всплески воды,
как будто крысы плюхнулись в воду. Правда, эти всплески были гораздо
громче. Вслед за ними вновь послышались удары весел. Итак, ясно: меня
преследуют по воде. Я прибавил шагу. Через некоторое время, оглянувшись,
увидел, как погоня причалила к той насыпи, вдоль которой я бежал.
Поднялся сильный ветер, вода быстро взволновалась и стала
обрушиваться небольшими волнами на насыпь. Я не смотрел никуда, как
только перед собой, ибо поскользнуться для меня значило погибнуть. Через
несколько минут я оглянулся. Вдоль насыпи бежало всего несколько
человек, гораздо больше их выбралось на болотистую почву, которую я
отвергнул. Какую новую опасность это таило для меня, я не знал. Мог
только догадываться.
На бегу я обратил внимание на то, что насыпь слегка, поворачивает
вправо. Кроме того, водоем, через который я недавно перебрался, вышел из
берегов и превратился в бурный поток. Насыпь теперь часто
захлестывало. С ее противоположной стороны бушевал другой поток, к
которому тоже уже подбирались мои преследователи. Итак, я оказался на
своего рода островке.
|
| Категория: Брэм Стокер | Добавил: Мари† (02.02.2012)
| Автор: E W
|
| Просмотров: 499 | Комментарии: 0
| Теги:
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
|
| Случайное... |
|
|
| Случайное фото |
|
|
|
