Руны вызова(part 14,15) - Разное

ГИБЕЛЬ ГИТАРЫ

Разбудил меня сильный толчок в бок и странное поскуливание. Я с трудом открыл глаза и изумленно уставился на Гора. Но через минуту понял: скулил не он.

Гор крепко спал, даже слегка похрапывал. Дернувшаяся на моих глазах широченная лапа снова съездила меня по ребрам, и я невольно хмыкнул: волк и во сне куда-то бежал.

Я немного отодвинулся и тревожно приподнял голову: непонятное поскуливание не прекращалось ни на секунду.

Я бросил тревожный взгляд на спящую рядом Лену и улыбнулся: свернуться в более плотный клубок попросту невозможно. Правда, увидев Серегу, я понял, что явно поторопился с выводами: Орлов грел замерзшие уши собственными коленями.

Вован вольно раскинулся чуть в стороне. Где-то под мышкой у него пряталась Лилька. Я ее заметил только из-за светлых волос. Они нереальным, светящимся облаком укутали широченную грудь Кузнецова. Я зашарил глазами по траве и окончательно проснулся: Витька не было!

Я испуганно сел. Осмотрелся уже осознанно, но это ничего не изменило -- Казанцев исчез. А ведь вечером он улегся между Серегой и Вованом. Как я понял, для тепла. Ну, и спасаясь от Гора.

Я протянул было руку растолкать Серегу и ошеломленно замер: поскуливание перешло в тоскливое, какое-то замороженное подвывание. У меня лопатки свело от этого звука. И заныли вдруг зубы.

Серега сладко причмокнул во сне, натянул на голову куртку, и я пожалел его будить. Отыскал взглядом свой шест, подхватил его и осторожно пошел на скулеж.

"В конце концов, островок крохотный, -- угрюмо думал я, -- заорать всегда успею. Для начала осмотрюсь. Может, Казанцев не мог заснуть после своей гитары? Отошел от нас подальше, нечаянно вырубился где под кустом, а теперь его кошмары мучают?"

Еще не рассвело, я внимательно смотрел по сторонам и под ноги и только поэтому не споткнулся об Витька. И ошеломленно замер, не веря собственным глазам: он стоял на коленях, медленно раскачивался из стороны в сторону и выл.

Мне стало не по себе. Я осторожно обошел Казанцева. Увидел его лицо и отшатнулся.

Лицо сумасшедшего!

Вытаращенные, абсолютно неподвижные глаза; перекошенный в бесконечном вопле рот; бледная, будто светящаяся кожа, с каплями крупного пота на висках и мерное, как в кошмарном сне покачивание...

Горло перехватило, я с трудом просипел:

--Что случилось?

Но Казанцев не слышал.

Заунывный, на одной ноте вой сводил с ума. Я вспомнил о спящих рядом девчонках -- так и заиками стать недолго! -- и затряс Казанцева за плечи.

--Да очнись же! Тебе просто приснился дурной сон! Понимаешь? Дурной сон!

Витек на мой крик не реагировал, у него даже зрачки не дрогнули. Он по-прежнему смотрел куда-то за мою спину и монотонно выводил:

--А-а-а...

Я изо всех сил шлепнул его по щеке и тут же отскочил в сторону. На всякий случай. Я не удивился бы, вцепись Казанцев мне в щиколотку зубами. Уж очень дико смотрелись его глаза. Как у загнанного зверя.

Старался я не зря, вой прервался. Витек поднял дрожащую руку и довольно внятно простонал:

--Т-т-там!

Но я не обернулся. Потрясенно смотрел на руку друга детства и одноклассника и в очередной раз не верил глазам.

Не хотел верить!

Так правильнее.

В грязной руке был зажат обкусанный кусок хлеба. Того самого черного хлеба, что Вован при всех спрятал в карман и определил на завтрак.

Я вырвал его и осторожно поднес к носу: остро пахнуло салом. Мой рот мгновенно наполнился слюной, скулы свело, и я с огромным трудом заставил себя сунуть ломоть в карман.

И снова ожесточенно затряс Витька, почти с ненавистью всматриваясь в бледное запрокинутое лицо:

--А сало сожрал, скотина?! Сожрал?! Как ты мог, а?! С нами же девчонки! Нам еще из болота выбираться, подлец!!!

Но Казанцев меня по-прежнему не слышал. Трясущийся палец все так же указывал куда-то за мою спину, из разинутого рта длинной струйкой бежала слюна. Глаза казались круглыми и пустыми.

Я брезгливо отстранился и обернулся. И едва не заорал сам.

Небо на востоке посветлело, и спустившийся на болото плотный туман будто светился. Странно комковатый, он колыхался перед нашими лицами, вязкий, как кисель. Рваные лохмотья тумана перебирал легкий утренний ветер, зловещие фигуры то складывались, а то распадались на наших глазах на отдельные клочья.

Лишь одно изображение держалось стабильно, и именно оно вгоняло в дрожь -- чудовищных размеров почти человеческое лицо.

Меня передернуло: огромные глаза, казалось, внимательнейшим образом рассматривали нас. Белесые, невероятно живые, с пронзительными, слегка мерцающими зрачками. Тонкогубый рот кривился в язвительной, все понимающей усмешке. Поразительно острые зубы хищно поблескивали.

С острова снова потянуло ветерком, изображение еще больше ожило. Длинный-предлинный язык плотоядно прошелся по нижней губе, и Витек застонал от страха.

Я едва отвел глаза от жуткого зрелища. Меня колотило. Вдоль позвоночника бежала струйка пота, ноги в коленях неприятно подрагивали, руки стали липкими и холодными.

Я зажмурился, медленно приходя в себя. Чувствовал я себя премерзко -- купиться на примитивный мираж, жалкое порождение тумана!

Кретин.

Но гораздо большее отвращение мне внушал Витек. Может, потому, что еще пару дней назад я искренне считал его мировым парнем.

Я услышал короткий смешок -- прекрасно знакомый! -- и вздрогнул. В панике зашарил взглядом среди уродливого низкорослого кустарника, но Гора не увидел и обозлился еще больше.

"Представляю, что он теперь о нас думает! Наверняка и разбудил специально, чтобы я Витька на горячем застукал. А если еще и монстр из тумана его рук дело, здорово же Гор повеселился..."

Я стиснул кулаки: да уж, этого похода мне до самой смерти не забыть!

Я бесцеремонно развернул перепуганного Казанцева спиной к монстру, лицом к смутно вырисовывающимся деревьям. Потом брезгливо пнул его чуть пониже спины. Придержал за шиворот, чтобы не упал, и яростно прошипел:

--Ты мне зубы не заговаривай и туманом не отвлекай! Говори лучше, гад лопоухий, сало съел или нет?

Витек икнул. Потаращился на надежную, усыпанную сухими иглами землю и снова икнул. Наконец поднял на меня затравленный взгляд.

Я в сердцах дал ему затрещину.

--Ну?!

--Съел...-- покорно прошелестел он.

Я ахнул, ноги мои подломились, и я осел на землю. Посмотрел на низко склоненную голову Казанцева и тупо спросил:

--Зачем?

Витек равнодушно пробормотал:

--Есть хотел...

--А другие не хотят?! -- с силой выдохнул я.

Казанцев отстраненно заметил:

--Всем этого куска не хватило бы. А так хоть один наелся...

Я задохнулся от негодования и долго ловил воздух широко раскрытым ртом. Потом удивленно прошептал:

--Как ты мог?! Вчера перед сном ТАК играл...

Витек вяло пожал плечами.

--При чем тут музыка?

Я сдвинул брови, но объяснить не смог. Не хватало слов. Просто мне всегда казалось, что настоящий талант и предательство не совместимы.

Или я ошибался?

Я горько усмехнулся: получается, человек словно хамелеон меняет цвета. Стоило Витьку отложить гитару, как музыкант в нем исчез. Ночью -- гений, понимающий всех, он теперь понимает и слышит лишь себя?

Я нащупал в кармане оставшийся кусок хлеба и судорожно вздохнул. Витек заметил мое движение. Неожиданно оживился и вкрадчиво, с деланым добродушием предложил:

--Съешь! Там все равно мало осталось, только дразнить ребят.

Его глаза в утренних сумерках странно поблескивали, бледное лицо застыло в напряженном ожидании, и меня передернуло от внезапной брезгливости.

Я вдруг перестал удивляться. Холодно посмотрел на Витька и с интересом спросил:

--Слушай, а как ты собирался объяснить остальным пропажу?

Казанцев понял мой вопрос по-своему. Решил, что меня останавливает только страх перед друзьями. Нервно облизнул губы и успокаивающе сказал:

--При чем тут мы? Вся еда находилась у Вована в кармане!

Я смотрел непонимающе. Витек с досадой бросил:

--Ешь спокойно. За все этот кретин ответит. -- И со злостью выдохнул: -- Нечего было роль вожака брать! Тоже, командир. Все под себя заграбастал. Вот пусть утром и кается перед нами -- где потерял и когда!

Я не верил собственным ушам. Витек сузил глаза и осторожно предположил:

--А то, может, и съел? Сам. Как докажет обратное?

Я позеленел. Внезапно замутило, я с трудом подавил рвотный позыв. Во рту остался неприятный привкус желчи, горькой, как эта жизнь.

Я отыскал взглядом валявшуюся в стороне гитару: Витек и здесь потащил ее с собой, не мог расстаться и на пять минут.

Едва двигая застывшими от внезапного шока губами, я продребезжал:

--Чтобы никогда... Никогда!

Глаза застилала багровая пелена. Мне и в голову не пришло стукнуть самого Витька -- какой смысл? Но вот его гитара...

Я ненавидел ее!

За вчерашний обман.

Неожиданно для себя я прыгнул на несчастный, совершенно невинный инструмент и принялся безжалостно топтать его.

Под тяжелыми кроссовками крошилось тонкое дерево. Жалобно гудели, обрываясь, струны. А я сладостно хекал, растирая в пыль обломки, и несвязно выкрикивал:

--Чтоб никогда не играл нам! Понял, нет? Никогда! Никогда! Никогда! Хватит врать!!!

Потрясенный Витек смотрел на свою драгоценную гитару, вернее, на ее жалкие остатки, и плечи его опускались все ниже и ниже.

Казанцев когда-то говорил нам, что этот инструмент еще в прошлом веке привез из Испании дедушка со стороны матери. И лучшей гитары, он, Витек, в руках не держал, хотя перепробовал многие.

А теперь ее не было.

Совсем.

Навсегда.

По его щекам покатились слезы. Частые, крупные. Казанцев оттолкнул меня в сторону. Упал перед грудой матово поблескивающих дощечек на колени и неверяще прошептал:

--И ЭТО -- из-за жалкого кусочка сала?!

Я тяжело вздохнул. Боль и разочарование куда-то ушли, осталась лишь пустота.

Казанцев беззвучно плакал над своей гитарой, и мне не было его жалко. Гитару -- да, его -- ни капли

--Из-за сала, -- дрожащими губами повторил он.

Я равнодушно отозвался:

--Дурак! Так ничего и не понял.

И поплелся будить остальных. Как-то нужно объясняться с ребятами.

ГЛАВА 15

ТРЯСИНА

К моему искреннему изумлению, ребята не рассвирепели. Может, из-за убитого горем Витька.

Он по-прежнему рыдал над своей разбитой гитарой и вяло перебирал дощечки. Все пытался их сложить, издали это походило на сложную мозаику.

Даже Лилька, жадно поглядывающая на уцелевший кусок хлеба, на Казанцева с упреками не набросилась. Зато на меня посматривала почти со страхом. И старалась держаться подальше.

Орлов же похлопал меня по плечу и ухмыльнулся:

--Ну ты и зверь, Сашок! Честно, не ожидал.

Вован -- а я всю жизнь считал его толстокожим! -- смотрел со странным сочувствием.

Лена подошла чуть позже, когда ребята немного успокоились. Подняла на меня карие ясные глаза и прошептала:

--Я тебя понимаю.

Я пожал плечами: если честно, я и сам себя не понимал. Просто чувствовал себя оплеванным. Почему -- не знаю.

Я не мог смотреть на Казанцева: он походил на зомби. Глаза круглые, бессмысленные, неверящие. Пальцы трясутся до сих пор. И что он все сидит над обломками?!

Лена легко коснулась моей руки и неохотно добавила:

--Глупо, но Витька жаль.

Вован разделил между девчонками хлеб, а нам с Серегой вручил по четыре дольки шоколада. Потом дал каждому по жевательной резинке и хмуро буркнул:

--Не проглотите с голодухи-то! Это чтоб пить меньше хотелось.

Потом Кузнецов подошел к Витьку, сидевшему в стороне над остатками гитары. Резким рывком поднял его за шиворот на ноги. Вручил шест, подтолкнул к нам и угрюмо проворчал:

--Хватит погорельца изображать. Идти пора, пока силы есть.

Казанцев тоненько всхлипнул, размазывая свободной рукой по лицу слезы. Девчонки страдальчески поморщились. Серега отвернулся.

Я вдруг почувствовал себя виноватым. И было с чего: глаза Витька казались абсолютно пустыми, выцветшими, будто жизнь для него кончилась со смертью любимого инструмента.

Почему-то именно эта сцена взбесила обычно невозмутимого Кузнецова.

Он долго рассматривал нашу небольшую группу. Потом схватил плачущего Витька за грудки, подтянул к себе и свирепо выдохнул:

--Ты, мразь, спасибо Сашку скажи, а не вой! Ежли б он твою гитару не тронул, ты б сейчас меж нами не топтался! Понял, нет? И не дави девок на жалость, суслик жадный!!!

Горящие ненавистью глаза Вована испугали бы любого, не только трусоватого Казанцева. Витек побледнел. Отшатнулся и жалобно прогундосил:

--А что я такого сделал? Я ж слова не сказал...

Лилька изумленно заметила:

--Вовчик-то прав. Если б не гитара, то я б тебе, Казанцев, глазки-то повыцарапывала бы, точно. Надо ж, ночью по чужим карманам шарить! Додумался...

Витек отвернулся. Тут Лилька открыла рот и сердито выкрикнула:

--Получается, не застань тебя Сашок на горячем, нам с Ленкой и крошки бы не перепало?!

--Вам! -- хмыкнул Серега. -- Это НАМ не перепало. Ни крошки.

Лилька начала наливаться дурной краской. Мы с Леной переглянулись: это могло растянуться надолго.

Похоже, до Лильки только сейчас дошло, что именно случилось ночью. Раньше истерика Витька мешала.

Кажется, Казанцев тоже это понял. Он побледнел сильнее, его серо-зеленые глаза испуганно забегали. Впервые мысли о погубленной гитаре отступили, Витек забеспокоился о себе, любимом.

Вован опасливо покосился на Кочеткову: только скандала сейчас не хватало! Лильке дай волю, они и до обеда отсюда не выберутся.

Кузнецов бросил быстрый взгляд на часы и разъяренно рявкнул:

--Разговор-р-рчики!

Лилька подпрыгнула от неожиданности. Наш вожак безапелляционно приказал:

--Плюнуть и забыть, всем понятно? Витек -- скотина, но он уже наказан. По делу, понял, Казанцев?! Но на этом все! Поезд ушел, анцамент, тьфу, ин-ци-дент исчерпан!

Лилька невольно фыркнула. Вован холодно распорядился:

--Один за другим, по цепочке, как вчера. Порядок тот же. Двигаем во-он на тот островок, где камень. Там передохнем и дальше. Сегодня нужно выбраться из болота. Дошло, суслики? -- И решительно ступил в воду.

Я вдруг вспомнил про волка. Обернулся и пожал плечами: Гор снова исчез.

***

Первое время шли довольно бодро. Во-первых, за ночь немного отдохнули, а во-вторых, Вован очень удачно выбирал маршрут. Воды приходилось едва по щиколотку, глинистое дно под ногами казалось прочным, и это -- главное.

Так что до крохотного островка с камнем мы добрались уже к десяти утра и задерживаться на нем не стали.

Вован сиял. Он даже расщедрился: вручил нам по десятку семечек.

И Витьку дал.

Оголодавшая Лилька попыталась выклянчить у Кузнецова заодно и ириску -- как только она о них вспомнила! -- но Вован лишь отрицательно помотал головой. Настырная Лилька продолжала ныть, и Кузнецов неохотно пообещал:

--К реке выйдем, получишь.

--А я сейчас хочу, -- умоляюще проскулила Лилька. -- Дай мою долю, а?

Вован вздохнул:

--Нельзя.

--Почему?!

--Сладкая. Пить захочешь. Вот у реки...-- Кузнецов вдруг улыбнулся. -- Мы с Сашком и свои ириски вам с Леной уступим. Так, Сашок?

Я кивнул. Серега вдруг обиделся:

--Вы с Сашком, вы с Сашком! Надоело! А я что, не мужик?

Я захохотал. У Вована покраснели уши: он не терпел несправедливости. Оглянулся на Орлова и торопливо сказал:

--Да не! Я ж думал -- мы с Сашком покрепче. Ты вон какой худющий, тебе есть побольше надо, я ж без всяких...

Орлов задрал подбородок и гордо заявил:

--Что б ты понимал! Если хочешь знать: худые -- они еще выносливее, сам читал!

Против печатного слова Вован всегда бессилен. Спасовал и сегодня. Затравленно посмотрел на Серегу и покаялся:

--Все понял.

Я давился от смеха. Кузнецов задумчиво протянул:

--Это хорошо. Девкам больше достанется. Им бы до реки дотянуть, а в карманах у меня, сами знаете, всего ничего.

Мы смотрели заинтересованно. Вован, загибая толстые пальцы, перечислил:

--Ирисок -- пять. Получается, по две -- девчонкам и одну -- Витьку. Шоколад. Девкам -- по шесть долек, четыре -- Витьку. Еще семечки есть. Девкам на следующем привале скормлю, и Витьку -- чуть. Да жвачки на ночь девкам дам.

Он долго шевелил губами, что-то прикидывая. Мы ждали. Кузнецов озабоченно пробормотал:

--На ягоды б наткнуться!

Серега понял, что из-за своего языка остался на голодном пайке, и помрачнел. Потом погладил впалый живот и истово пообещал:

--Наткнемся! В оба смотреть буду!

Вован важно кивнул, принимая помощь. Орлов покосился на Лильку с Витьком и заявил:

--Только одно условие, сэры! Ягоды вначале обираем, потом делим. Никто с куста не ест!

Лилька жарко вспыхнула. Витек отвернулся. Мы с Леной рассмеялись. Вован заявил:

--Правильное условие. Вот ты их с куста и снимешь. Ежли найдешь.

--Заметано, сэры!

И мы почти весело тронулись в путь.

Противоположного берега мы пока не видели. Проклятое болото казалось бесконечным, и все же мы почему-то повеселели. Наверное, считали, что все неприятности кончились сегодняшней ночью.

Сейчас и она не выглядела слишком кошмарной. В конце концов, слабость может проявить каждый, а Витек получил хороший урок.

***

Мы прошли добрую половину пути до острова, заранее намеченного Вованом, когда произошло несчастье.

Дно к этому времени прочностью нас не баловало. Глинистые участки остались позади, мы шли по торфу, он нехорошо пружинил, колебался под ногами. Иной раз мы с трудом извлекали кроссовки, они как в капкан попадали.

Вован прокладывал путь очень медленно, тщательно выверяя каждый шаг. Пару раз он оступался, но реакция у него великолепная, и он мгновенно выбирался на тропу. Еще и на нас постоянно рычал, чтоб ворон не считали.

А вот это было затруднительно.

Как назло, недавно унылое болото приняло почти нарядный вид. Затянутые ряской желтоватые лужицы куда-то исчезли. Пузыри, то и дело вырывающиеся наружу, больше не отравляли воздух. Все чаще появлялись ярко-зеленые заплаты, украшенные мелкими цветочками. Полотнища мха чередовались настоящими полянами, заросшими изумрудной травой, они обманчиво сулили отдых. Девчонки украдкой посматривали на них и тоскливо вздыхали.

Однако осторожный Вован предпочитал держаться от этого великолепия подальше. Он как специально выбирал для тропы наиболее мерзкие участки, где из-под наших ног вырывались на свободу струйки ядовито-желтой воды.

Как-то нас смертельно напугал пронзительный Лилькин визг. Кочеткова позеленела от ужаса: из-под ее кроссовок скользнула в сторону настоящая змея!

И все же мы медленно, но верно продвигались вперед, ступая чуть ли не след в след за Кузнецовым. Как он, собственно, и требовал.

Тут-то все и случилось.

Витек, чувствующий себя виноватым, увидел чуть в стороне от тропы кусты морошки, богато увешенные ягодами. Ну и решил добраться до них самостоятельно.

Не сказав никому ни слова, Казанцев вдруг резко свернул направо. Пять метров казались ему пустяком. Зато в случае удачи девчонки могли сменить гнев на милость. Особенно Лилька.

Витьку везло, он успел добежать практически до самых кустиков, когда поляна -- а выглядела прочной и незыблемой! -- внезапно качнулась и провалилась под его ногами. Витек и вскрикнуть не успел, как оказался по пояс в болоте.

Вован, Лилька и Серега, шедшие впереди, ничего не заметили. Мы с Леной застыли, ошеломленные.

Все произошло настолько быстро, что мы не успели отреагировать. Витек круглыми глазами смотрел на нас, мы совершенно такими же -- на него.

Наконец я раскрыл рот и просипел:

--Карау-ул...

Тут же испуганно закричала Лена. Витек бестолково замолотил по грязи руками и завопил:

--Спасите! Тону!

Вован, Лилька и Серега обернулись и изумленно замерли, они ничего не понимали. Наконец они увидели стремительно погружающегося в трясину Витька.

Лилька побледнела, присела на корточки и пронзительно завизжала. Серега немо открыл рот. Побагровевший Вован невнятно выругался. Мы глупо смотрели друг на друга, не в силах ни на что решиться.

Вован потерянно, словно в поисках помощи заозирался. Он сжимал свой шест так, что тот едва не хрустнул в мощных ладонях.

Потом Кузнецов встряхнул визжащую Лильку за плечи и в ярости выдохнул:

--Замолкни!

Лилька клацнула зубами и, к нашему удивлению, действительно замолчала. Вован толкнул ее в руки Орлова.

--С тропы ни шагу. Держи эту дуру, отвечаешь за нее!

Серега послушно кивнул. Вован осторожно обошел их. Остановился напротив по-прежнему кричащего Витька и прорычал:

--Закрой рот, кретин! И перестань дергаться, тебя эдак быстрее затянет!

Казанцев всхлипнул, но замолчал. И даже перестал разбрызгивать отвратительно вонючую грязь. Замер посреди полыньи, лишь с надеждой таращился на нас, ожидая чуда.

Вован ожесточенно сплюнул:

--Как тебя туда занесло?!

--К-кустики...

--Какие еще кустики?!

--М-морошки...

Кузнецов обернулся к нам.

--А вы куда смотрели?!

Лена опустила голову. Я растерянно пожал плечами.

--Не успели они, видите ли, -- проворчал Вован, самостоятельно расшифровывая нашу смиренную мимику. -- Зато этот суслик успел!

Он внимательно осмотрел Витька, погрузившегося почти по плечи в болото, и сокрушенно покачал головой. Потом крикнул:

--Где твой шест?

Взгляд Витька затравленно заметался. Он устало прохрипел:

--Вон, у самых ягод.

--Дотянуться сможешь?

Бледно-зеленая Лилька непонимающе пробормотала:

--Зачем ему? Не дно же под собой щупать...

Вован сердито пояснил:

--Пусть поперек полыньи положит и держится. Края осинки как раз на траву должны прийтись.

Витек, не дослушав, рванулся к шесту. Задел его мокрыми скользкими пальцами, и тот отлетел в сторону.

Мы видели: до шеста теперь не добраться. Сам Витек после резкого движения погрузился едва ли не по подбородок и испуганно заскулил.

Ситуация казалась безнадежной. Лена сжала кулаки и зажмурилась. Орлов что-то беззвучно шептал. Лилька отвернулась.

Вован беспомощно посмотрел на меня и еле слышно бросил:

--Нам время нужно, можем и не успеть.

Он ткнул своим шестом в "поляну" и мгновенно прорвал тоненький слой торфа. Наружу вырвалась премерзко пахнущая вода. Побежали, лопаясь, многочисленные пузыри. Где бы Кузнецов ни пытался нащупать дно, картина была одна: шест проваливался.

Вован вытер рукавом выступившую на лбу испарину и потрясенно воскликнул:

--Как же этот суслик прошел?!

Лена потерянно отозвалась:

--Не прошел, пробежал. Мгновенно. Он же легонький.

Вован крякнул. Прикинул взглядом расстояние и крикнул:

--Слушай, Витек! Только не шевелись смотри! Я тебе свой шест сейчас попытаюсь кинуть. Ежли получится, хватай. Понял, нет?

Витек приоткрыл рот, но ответить не смог, хлебнул мерзкой коричневой жижи. Ожесточенно сплюнул и беззвучно заплакал.

Вован нахмурился.

--Не кисни! Неча раньше смерти помирать!

Потом примерился и метнул шест. Я вскрикнул. Лена ахнула. Витек безнадежно прикрыл глаза.

Кузнецов не рассчитал силы. Очищенная от прутьев молодая осинка скользнула дальше и упала рядом с жердью самого Витька.

Вован протянул руку, и Лена отдала свой шест. Лилька испуганно прошептала:

--Мы ж без шестов отсюда не выберемся...

Серега грубо отозвался:

--Предлагаешь оставить его здесь?

Вован закусил нижнюю губу, но бросить шест не успел. Лена схватила его за локоть.

--Постой!

--Ну?

--Тут же не больше четырех метров?

--Четыре с половиной.

--А шесты какой длины?

Вован с сомнением осмотрел тот, что держал в руках, и пожал плечами.

--Ну, два с небольшим.

Лена торопливо сказала:

--Если три-четыре шеста положить на траву, ну, параллельно, они меня или Серегу выдержат?

Губы Вована неожиданно расползлись в улыбке. Он с нескрываемым уважением посмотрел на девочку.

--Они и меня выдержат!

Лена испуганно возразила:

--Не будем рисковать!

Вован вздохнул:

--Вам его не вытащить. Глубоко сидит. Болото легко не отпустит.

Кузнецов уложил в ряд три шеста, чуть по косой. Четвертый взял в руку и по-пластунски скользнул на коварную поляну.

У меня окончательно пересохли губы. Я не заметил, что прокусил нижнюю, и теперь машинально размазывал кровь по лицу. Дрожащая Лена вцепилась в мою руку, я вдруг успокоился и уверенно сказал:

--Все кончится хорошо, вот увидишь.

Лена кивнула. Мы напряженно уставились на Вована: он медленно полз по выстланной из шестов тропе. Зеленый ковер подрагивал, но держал. И, когда Вован протянул свой шест, он как раз достал до ожесточенно плюющегося Витька.

Вован прорычал:

--Держись, кретин, и покрепче. Упустишь!

Он зловеще помолчал, наблюдая за Казанцевым. Потом бросил под нос Витька свою бейсболку и распорядился:

--Перехватишь кепкой, чтоб рука меньше скользила. И быстрее давай, балда, нос вот-вот погрузится!

Казанцев изо всех сил рванулся из полыньи, и она с мерзким хлюпаньем уступила: на поверхность вынырнули плечо и правая рука.

Витек клещом вцепился в палку. Высвободил вторую руку, подхватил Кузнецовскую кепку и схватился за шест уже двумя руками.

Мы облегченно выдохнули. Лилька захлопала в ладоши. Вован осторожно двинулся в нашу сторону.

А вот дальше все пошло совсем не так легко, как мы рассчитывали.

Проклятое болото словно опомнилось и свою добычу уступать не хотело. Держалось за каждый миллиметр тела несчастной жертвы.

Мы видели, с каким трудом давалась эта каторжная работа Вовану. У него только что мышцы не трещали от страшного напряжения.

Витек мучительно медленно приближался к нам, оставляя за собой пенившуюся коричневую жидкость и взламывая зеленый травяной ковер, как мощный ледокол взламывает по весне ослабевший лед.

Лена, пораженная этой картиной, слабо прошелестела:

--Ты знаешь, я бы не вытянула.

--Я тоже, -- кивнул я.