| Меню сайта |
|
 |
| Комнаты |
|
|
| Интересное... |
|
|
| Поиск |
|
|
| Гости |
|
|
|
Вампир (глава 13)
Похороны были назначены на следующий день, так чтобы Люси похоронили вместе с матерью.
Я заметил, что Ван Хелзинк все время держался по-близости. Возможно,
причиной тому был господствовавший в доме беспорядок. Никаких
родственников не осталось, так что мы с Ван Хелзинком решили сами
пересмотреть все бумаги, тем более что Артуру пришлось уехать на
следующий день на похороны отца.
Ван Хелзинку захотелось непременно самому просмотреть бумаги Люси. Я
боялся, что он как иностранец не сумеет разобраться в том, что законно и
что незаконно, и спросил его, почему он настаивает на этом. Он ответил:
- Ты забываешь, что я такой же юрист, как и доктор. Но в данном случае
нельзя считаться только с тем, чего требует закон. Тут, вероятно,
найдутся и другие бумаги, в которые никто не должен быть посвящен.
При этом он вынул из своего бумажника записки, которые были на груди у Люси и которые она разорвала во сне.
- Если ты найдешь в бумагах что- нибудь о стряпчем миссис Вестенр,-
продолжал он, - то запечатай все бумаги и сегодня же напиши ему. Я же
останусь всю ночь сторожить здесь, в комнате Люси, так как хочу
посмотреть, что будет. Нехорошо, если кто- нибудь чужой узнает ее мысли.
Я продолжал свою работу и вскоре нашел имя и адрес стряпчего миссис
Вестенр и написал ему. Все бумаги оказались в порядке, там даже точно
было указано, где хоронить усопших. Только я запечатал письмо, как, к
моему великому удивлению, вошел Ван Хелзинк, говоря:
- Не могу ли я тебе помочь, Джон? Я свободен и весь к твоим услугам.
- Ну как, нашел, что искал? - спросил я. Он ответил:
- Я не искал ничего определенного. Я нашел то, что надеялся - несколько
писем, заметок и вновь начатый дневник. Вот они, но мы о них никому не
скажем. Завтра я увижу нашего бедного друга, и с его согласия
воспользуемся некоторыми из найденных мною данных.
Раньше чем отправиться спать, мы еще раз пошли посмотреть на Люси.
Агент, право, все хорошо устроил, он превратил комнату в маленькую
оранжерею. Все утопало в роскошных белых цветах, и смерть уже не
производила отталкивающего впечатления. Лицо усоп-шей было покрыто
концом покрывала. Профессор подо-шел и приподнял его; мы поразились той
красотой, ко-торая представилась нашим взорам. Хотя восковые свечи
довольно плохо освещали комнату, все- таки было довольно светло, чтобы
разглядеть, что вся прежняя прелесть вернулась к Люси и что смерть,
вместо того, чтобы разрушить, восстановила всю красоту жизни до такой
степени, что мне стало казаться, что Люси не умерла, а только уснула.
У профессора был очень суровый вид. Он не любил ее так как я; вполне естественно, что плакать ему было нечего. Он сказал:
- Останься здесь, до моего возвращения, - и вышел.
Вскоре он вернулся с массой цветов белого чеснока; вынул их из ящика,
стоящего до сих пор нераскрытым, и рассыпал среди других цветов по всей
комнате и у кровати. Затем снял с шеи маленький золотой крест, положил
его на губы Люси, прикрыл ее снова покрывалом - и мы ушли.
Я как раз раздевался в своей комнате, когда Ван Хелзинк, предварительно постучав, вошел и сказал:
- Прошу тебя завтра еще до вечера принести мне пару ножей для вскрытия.
- Разве нужно будет производить вскрытие? - спросил я.
- И да, и нет. Я хочу сделать операцию, но не та-кую, как ты думаешь. Я
сейчас расскажу тебе, в чем дело, но смотри - другим ни слова! Я хочу
отрезать ей голову и вынуть сердце. Ай- ай- ай! Ты доктор - и так
ошеломлен! Я видел, как ты без колебаний решался на операции, от которых
отказывались другие хирурги. Да, конечно, милый друг, я должен был
помнить, что ты се любил; я и не забыл этого: я решил сам делать
операцию, тебе же придется лишь помогать мне. Мне хоте-лось бы сделать
это сегодня, но ради Артура придется подождать; он освободится лишь
завтра после похорон отца, и ему, наверное, захочется еще раз на нее
посмотреть.Затем после того, как ее положат в гроб, мы придем сюда,
когда все будут спать, отвинтим крышку гроба и сделаем операцию, а потом
положим все на место, чтобы никто, кроме нас, ничего не знал.
- Но к чему это вообще- то делать? - спросил я. - Девушка умерла. К
чему напрасно терзать ее бедное тело? И если мы этим не вернем ей жизни,
если это не принесет никакой пользы ни ей, ни нам, ни науке, ни
человечеству, то к чему же делать это? И без того все так ужасно!
В ответ на мои слова он положил мне на плечи руки и ласково сказал:
- Жаль, Джон, твое сердце, обливающееся кровью, и я еще больше люблю
тебя за это. Если бы я мог, то взял бы на себя всю тяжесть с твоей души.
Но есть вещи, которых ты не знаешь, но которые узнаешь несомненно;
радуйся, что пока знаю их только я, так как они не очень приятны. Джон,
дитя мое, ты мне друг уже много лет; подумай, вспомни и скажи, делал ли я
что- нибудь без оснований? Возможно, я ошибаюсь, я ведь только человек,
но я верю в то, что делаю. Не потому ли ты прислал за мною, когда
случилось это великое горе? Ведь поэтому, не правда ли? Разве тебя не
удивило, не возмутило то, что я не позволил Артуру поцеловать свою
возлюбленную, отшвырнув его, несмотря на то, что она умирала? Конечно,
да! А между тем, ты ведь видел, как она меня потом благодарила своим
ласковым взором, своим слабым голосом, как она поцеловала мою старую,
грубую руку и как меня благословляла? Да? Разве ты не слышал, как я
поклялся ей исполнить ее просьбу, так что она спокойно закрыла свои
глаза? Да? Так вот, у меня достаточно причин для всего, что я делаю. Ты в
течение многих лет верил мне; верил тогда, когда не-сколько недель
назад произошли странные вещи, которых ты никак не мог понять. Доверься
мне еще ненадолго, Джон. Если ты не доверяешь, то придется сказать
тебе то, что я думаю, а это может плохо кончиться. А если придется
работать без доверия моего друга, то я буду чувствовать себя одиноким;
между тем, помощь и поддержка могут мне понадобиться!
Я взял его за руку и обещал помочь...
Я, должно быть, долго и крепко спал, потому что было уже поздно, когда
Ван Хелзинк разбудил меня своим приходом. Он подошел к моей кровати и
сказал:
- Можешь не беспокоиться о ножах - мы не будем делать этого.
- Почему?
- Потому что, - ответил он, - слишком поздно или слишком рано. Взгляни!
- показал он мне свой золотой крестик, - это было украдено ночью!
- Как украдено? - спросил я удивленно, - раз он теперь у тебя?
- А так! Я отобрал крест у недостойной служанки, обкрадывавшей и
мертвых и живых. Она, конечно, будет примерно наказана, но не мною, так
как она не ведала, что творила и, ничего не зная, совершила лишь
кражу. Теперь нам придется подождать.
И он ушел, задав мне новую загадку и снова перепутав все мои мысли.
День прошел тоскливо; вечером пришел стряпчий, м- р Маркан. Это был
талантливый и самоуверенный господин; он взял на себя все наши мелочные
заботы.
Во время завтрака он рассказал нам, что миссис Ве-стенр уже с некоторых
пор ожидала смерти из- за болезни сердца и что поэтому она привела все
свои дела в полный порядок; далее он сообщил, что все состояние, за
исключением имущества отца Люси, которое теперь за отсутствием прямых
наследников перейдет к побочной фамильной линии, как движимое, так и
недвижимое, завещано Артуру Холмвуду.
Артура ожидали к 5 часам, так что мы свободно мог-ли успеть сходить в
покойницкую. В данном случае комната вполне оправдывала свое назначение,
так как там теперь лежали и мать и дочь.
Бедный Артур.Он был невероятно грустен, даже его удивительное мужество,
казалось, исчезло после таких тяжких переживаний. Он, я знаю, был
искренне предан своему отцу, и утратить отца, да еще в такое время,
было для него тяжелым ударом. Со мной он был, как всегда, очень
сердечен, а с Ван Хелзинком изысканно любезен; мне было тяжело видеть,
как он страдает. Профессор также заметил это и сделал мне знак, чтобы я
повел его наверх. Я так и сделал и оставил Артура у дверей комнаты, так
как чувствовал, что ему хотелось побыть с ней наедине, но он взял меня
под руку, повел в комнату и сипло проговорил:
- Ты также любил ее, старый друг, она мне все рассказала, и у нее не
было лучшего друга, чем ты. Я не знаю, как мне благодарить тебя за все
то, что ты сделал для нее, даже не могу и думать...
Тут силы ему изменили, он обнял меня, опустил го-лову на плечо и заплакал:
- О Джон! Джон! Что мне делать? Мне кажется, что весь смысл жизни вдруг пропал и незачем больше жить!
Я утешал его, сколько мог. В таких случаях мужчины мало нуждаются в
словах. Пожатие руки, объятие, совместные тихие слезы - вот выражения
чувств, дорогие мужчине. Я тихо стоял и ждал, пока он овладеет собою и
подавит свои рыдания, затем ласково сказал ему:
- Пойдем, посмотрим на нее.
Мы вместе подошли к кровати, и я поднял покрывало с ее лица. Господи!
Как она была хороша! С каждым часом, казалось, ее красота расцветала.
Это как- то пугало и поражало меня. Что же касается Артура, то он дрожал
как в лихорадке, и сомнение вкралось в его душу. Наконец, после долгого
молчания, он произнес тихим шепотом:
- Джон, она действительно умерла?
Я с грустью сказал ему, что это действительно так, и продолжал убеждать
его, поскольку было необходимо рассеять это ужасное сомнение. Затем я
сказал, что надо проститься с нею, так как следует начинать
приготовления к похоронам. Он снова вернулся к ней, взял мертвую руку и
поцеловал, затем наклонился и поцеловал ее в лоб. Уходя, он окинул Люси
таким же долгим, проницательным взглядом, как он это сделал, когда
вошел.
Я остановил его в гостиной и сказал Ван Хелзинку, что Артур уже
простился с нею; Ван Хелзинк пошел на кухню сказать агенту, чтобы он
поспешил с приготовлениями. Когда Артур вышел из комнаты, я передал Ван
Хелзинку, о чем меня спрашивал Артур, и он ответил:
- Это меня ничуть не удивляет - я только что сам в этом усомнился.
Мы обедали все вместе, и я заметил, что бедный Ар-тур страшно
волновался. Ван Хелзинк все время мол-чал; он заговорил только тогда,
когда мы закурили сигары.
- Лорд, - начал он, но Артур перебил его:
- Нет, нет, только не так, ради Бога! Во всяком случае - не теперь.
Простите меня, сэр; я не хотел вас обидеть, но я не могу слышать этот
титул, моя рана еще слишком свежа!
Профессор очень ласково ответил:
- Я назвал вас так только потому, что я колебался, как мне обратиться к
вам. Я не могу называть вас мистер, я полюбил вас, да, мой дорогой
мальчик, я полюбил вас как Артура.
Артур протянул руку и горячо пожал ладонь старика.
- Называйте меня, как хотите, - сказал он. - Я надеюсь, что всегда с
гордостью буду носить звание вашего друга; позвольте сказать вам, что я
не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность за все, что вы сделали
для моей бедной, дорогой Люси. Если я был резок или проявил
недовольство - помните, тогда, когда вы так странно поступили, - прошу
меня простить. Профессор ласково ответил ему:
- Я знаю, как трудно было вам тогда вполне довериться мне, так как
чтобы поверить в необходимость такого поведения, нужно понимать; по-
моему, вы даже и теперь не вполне верите мне, да и не можете, так как
вам не дано еще понять, в чем дело. Но настанет время, когда вы
доверитесь вполне, и когда вам все станет ясно, вы будете благодарить
меня за себя, за других и за нее, за ту, которую я поклялся защищать.
- Да, конечно, сэр, - горячо заговорил Артур, - я во всем доверюсь вам.
Я знаю и верю, что у вас благо-родная душа, вы ведь друг Джона и были
ее другом. Делайте все что хотите!
- Мне хотелось бы задать вам кое- какие вопросы.
- Пожалуйста.
- Вам известно, что миссис Вестенр оставила вам все свое состояние?
- Нет! Я никогда об этом не думал.
- Так как теперь все принадлежит вам, то вы имеете право располагать
всем по своему усмотрению. Мне хочется, чтобы вы разрешили мне прочесть
все бумаги и письма Люси. Поверьте, это не праздное любопытство. Будьте
уверены, у меня имеются для этого очень важные основания. Вот все
бумаги. Я взял их раньше, чем мне стало известно, что все это ваше, для
того чтобы до них не дотрагивались чужие руки, чтобы чужие взоры не
проникли в ее душу. Я приберегу их, если вы ничего не имеете против; я
даже вам не хотел бы их показывать; я буду их хорошенько беречь. Ни
одно слово не пропадет, а когда настанет время, я верну их вам. Я про-шу
у вас почти невозможного, но вы это сделаете? Ведь правда? Ради Люси?
- Делайте все, что хотите, доктор. Я чувствую, что говоря таким
образом, я исполняю желание Люси. Я не стану тревожить вас вопросами,
пока не настанет время.
- И вы правы, - ответил профессор. - Нам всем предстоит пережить еще
немало горя. Не следует падать духом, не надо быть эгоистичным, нас
зовет долг, и все кончится благополучно!
Эту ночь я спал на диване в комнате Артура. Ван Хелзинк совсем не
ложился. Он ходил взад и вперед, точно карауля дом, и все время следил
за комнатой, где лежала в гробу Люси, осыпанная белыми цветами чеснока,
запах которых смешивался в ночном воздухе с ароматом роз и лилий.
ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР
22 сентября. В поезде по дороге в Эксетер.
Джонатан спит.
Похороны были очень простые, но торжественные. За гробом шли мы,
прислуга, пара друзей из Эксетера, лондонский агент и один господин,
заместитель сэра Джона Пакстона, президента Общества законов. Джонатан и
я стояли рука об руку и чувствовали, что поте-ряли дорогого и близкого
человека. Мы медленно вернулись в город, доехав автобусом до Гайд-парка. Затем пошли по Пикадилли пешком. Джонатан держал меня под руку,
как в былые времена. Я засмотрелась на очень красивую барышню в большой
круглой шляпе, сидевшую в коляске, как вдруг Джонатан схватил меня за
руку так сильно, что мне стало больно, и вскрикнул: "Господи!" Я
нахожусь в постоянном страхе за Джонатана, поскольку все время боюсь,
чтобы у него опять не повторился нервный припадок, так что я
моментально повернулась к нему и спросила, что случилось.
Он был очень бледен, глаза выпучены, и он с ужасом смотрел на какого-
то высокого, тонкого господина с крючковатым носом, черными усиками и
остроконечной бородкой, также глядевшего на ту хорошенькую барышню, что
и я. Он смотрел на нее так пристально, что совсем нас не замечал, и мне
удалось хорошо рас-смотреть незнакомца. Выражение его лица нельзя было
назвать добрым, оно было сурово, жестко и чувственно, а крупные белые
зубы, казавшиеся еще белее от ярко-- пунцового цвета губ, походили
больше на клыки животного, чем на зубы человека. Джонатан не спускал с
него глаз, так что я испугалась, как бы незнакомец этого не заметил. Я
боялась, что это его рассердит, так как вид у него был гадкий и злой. Я
спросила Джонатана, почему он так взволнован. Джонатан, кажется, думал,
что мне известно столько же, сколько и ему, и ответил:
- Ты знаешь, кто это?
- Нет, дорогой, - ответила я, - не знаю; кто это?
Ответ меня поразил, так как он, казалось, совершенно забыл, что разговаривает со мною, с Миной.
- Это он и есть!
Бедняжка.Джонатана, как видно, что- то очень взволновало, я убеждена,
не поддержи я его, он наверное упал бы. Он продолжал смотреть на
незнакомца, не спуская глаз; из магазина вышел какой- то господин с
паке-том, передал его леди в коляске, и они оба тотчас уехали. Мрачный
незнакомец не сводил с нее глаз; когда она уехала, он долго глядел ей
вслед, затем нанял экипаж поехал за ними. Джонатан все время не сводил
глаз и, наконец, сказал как бы про себя:
- Мне кажется, что это граф, но он как будто по-молодел. Господи, если
это правда! О, Боже,Боже мой! Если бы я только знал! Если бы я только
знал!
Он был так встревожен, что я боялась расспрашивать, стараясь не
напоминать ему об этом. Я потянула его слегка за рукав, и он пошел со
мной дальше. Мы не-много прошлись, затем зашли в Гринпарк и посидели
там. Был жаркий осенний день, так что приятно было отдохнуть в тени.
Джонатан долго глядел в пространство, затем глаза его закрылись и,
опустив голову мне на плечо, он заснул. Я не тревожила его, так как сон
для него лучшее лекарство. Минут двадцать спустя он проснулся и ласково
сказал:
- Что это, Мина, неужели я спал? О, прости мне такую невежливость. Зайдем куда- нибудь выпить стакан чаю.
Он, как видно, совершенно забыл о том мрачном гос-подине, так же как и
во время своей болезни он ничего не помнил о том, что было раньше. Мне
не нравится эта забывчивость. Я не стану его расспрашивать, так как
боюсь, что это принесет ему больше вреда, чем пользы, но все- таки нужно
узнать, что с ним приключилось в путешествии. Боюсь, настало время
распечатать тот пакет и посмотреть, что там написано. О, Джонатан, ты
простишь меня, если я так поступлю, я делаю это только для твоей
пользы!
Позже.
Во всех отношениях печально возвращаться домой - дом опустел, нет там
больше нашего друга; Джонатан все еще бледен и слаб после припадка, хотя
он и был в очень легкой форме... А тут еще телеграмма от Ван Хелзинка;
что бы это могло быть?
"Вам, наверное, грустно будет услышать, что миссис Вестенр умерла пять
дней тому назад и что Люси умерла третьего дня. Сегодня хороним их
обеих".
Какая масса горя в нескольких словах; бедная миссис Вестенр! Бедная
Люси! Их больше нет, и никогда больше они не вернутся! Бедный, бедный
Артур - утратил самое дорогое в жизни! Да поможет нам Господь пережить
все эти горести!
ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА
22 сентября.
Все кончено. Артур уехал в Ринг и взял с собою Квинси Морриса. Ван
Хелзинк отдыхает, так как ему пред-стоит длинная дорога. Сегодня вечером
он едет в Амстердам; говорит, что завтра вечером снова вернется, так
как ему хочется еще кое- что сделать, т. е. что только он один и может
сделать. Он остановился у меня, ибо по его словам, у него дела в
Лондоне, на которые при-дется потратить порядочно времени. Бедный
старик! Боюсь, что работа за последнее время и его выбила из сил. Во
время похорон было видно, как он себя сдержи-вает. Теперь мы все
разошлись в разные стороны, и на-долго. Люси лежит в своем фамильном
склепе, в роскошном доме смерти, вдали от шумного Лондона, на
уединенном кладбище, где воздух свеж, где солнце светит на Хэмстэт Хилл
и где на воле растут дикие цветы.
Итак, я могу покончить со своим дневником, и один Бог знает, начну ли я
его снова. Если мне придется это сделать или если я когда- нибудь
открою его, то только для того, чтобы поделиться им с другими, ибо роман
мой кончился, я снова возвращаюсь к своей работе и с грустью, потеряв
всякую надежду, скажу: "Finis".
ТАЙНЫ ХЭМПСТЭДА
"Вестминстерская газета" от 25 сентября
В окрестностях Хэмпстэда теперь происходит целый ряд событий, сходных с
теми, которые известны авто-рам "Ужасов Кенсингтона", или "Женщина-
убийца", или "Женщина в черном". За последние дни маленькие дети стали
исчезать из дома или же не возвращаться домой с игр на Гите. Дети были
настолько малы, что не могли дать себе отчета в том, что с ними
приключалось: ответ их был один и тот же, что они были с
"Bloofer-lady"2. Они исчезали обыкновенно по вечерам, и двое из них
нашлись на следующее утро. В окрестностях предполагают, что дети
подхватили фразу первого исчезнувшего ребенка, что "bloofer- lady"
звала его гулять, и воспользовались этим, как примером. Это становится
более понятным, если учесть, что любимая игра детей заключается в том,
что они хитростью заманивают друг друга. Один корреспондент пишет, что
страшно смешно видеть этих малышей, изображающих "bloofer- lady". Наши
карикатуристы, говорит он, могли бы тут поучиться и сравнить
действительность с фантазией. Наш корреспондент наивно говорит, что
даже Эллен Тэри3 не так очаровательна, как эти малыши, изображающие
"bloofer- lady".
Все- таки вопрос этот, возможно, и серьезен, так как у некоторых
малышей оказались ранки на шее. Ранки такие, какие бывают после укуса
крысы или маленькой собаки: опасного в них ничего нет, но видно, что у
этого животного своя определенная система. Полиции ведено отыскивать
заблудившихся детей и собак в Хэмпстэд Гите и окрестностях.
НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
ХЭМПСТЭДСКИЙ УЖАС
"Вестминстерская газета" от 25 сентября
Нам только что сообщили, что пропал еще один ребенок. Его нашли утром в
кустах вереска у Шутер Хилла Хэмпстэд Гита, в самой глухой части
местности. У него такие же ранки на шее, какие раньше замечались у
других детей. Ребенок был слаб и изнурен. Когда он не-много оправился,
то начал рассказывать ту же самую историю о том, как "bloofer- lady"
заманила его к себе.
|
| Категория: Брэм Стокер | Добавил: Мари† (25.02.2012)
| Автор: E W
|
| Просмотров: 494 | Комментарии: 0
| Теги:
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
|
| Случайное... |
|
|
| Случайное фото |
|
|
|
